Ладога — колыбель русской цивилизации, важнейший участок пути «из варяг в греки» и символ легендарной Дороги жизни. Почти 18 тысяч квадратных километров водной глади. Рыбалка здесь почти всегда требует усилий — «трудовая», как говорят рыбаки. Но, несмотря на это, Ладога ежедневно привлекает тысячи рыболовов из Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Естественно, чтобы найти на таких огромных просторах рыбу, нужна подготовка и специальная амфибийная техника (спойлер, которой у нас не оказалось).

Сегодня хочется поговорить о весенней рыбалке на Ладоге. В конце марта — апреле это, как правило, ещё подлёдный лов. Если правильно выбрать точку, то клюёт практически вся рыба. У тростников щуку, отъедающуюся перед нерестом, ловят на жерлицы. На каменистых грядах у островов Зеленцы хорошо берёт крупный ладожский окунь — на блёсны и мормышки. А по всему южному побережью, от Свири до Коккорева, активно клюёт плотва. Никогда не был фанатом этой рыбы, но люблю раз-другой выехать за плотвой на Ладогу, чтобы после угощать гостей сушёной рыбкой под ледяное пиво.
По вкусовым качествам ладожская плотва ничуть не уступает астраханской вобле, а как по мне, даже во многом её превосходит за счёт отсутствия запаха и привкуса водной растительности в готовом продукте. Если правильно засолить и тщательно высушить её на мартовском солнышке, когда ещё нет насекомых и можно просто вывесить рыбу на ветру, не прибегая к различным марлям и сушилкам, то, впитав солнце и ветер, сушёная рыба сохранит вкус и аромат до поздней осени. Если, конечно, долежит — съедаются запасы, как правило, гораздо быстрее.
Рыбалка на Ладоге весной, кроме рекордных уловов, таит в себе немало опасностей, первая из которых — ненадежный весенний лёд, а вторая — значительные расстояния от берега до места лова. Именно вопрос доставки до места заставляет рыбаков, несмотря ни на какие запреты, выезжать на ладожский лёд на автомобилях. Потом в рыбацких группах можно в большом количестве наблюдать фото и видео провалившихся под лёд машин, и хорошо, если обходится без жертв.
Мы с товарищами играть в эту игру отказались сразу, решив воспользоваться услугами местных жителей, благо гостевых домов, предоставляющих не только крышу над головой, но и услугу по заброске на лёд снегоходом, на южном побережье Ладоги достаточно. Заброска (а никакой другой термин в голову не приходит, когда понимаешь, КАК тебя сейчас повезут) происходит, как правило, снегоходом с прицепленными к нему санями. В санях лежит подушка из поролона толщиной примерно в 40 сантиметров, на которой вам предстоит лежать весь путь до места, и кусок овчины, которым предполагается укрываться. Всё. Никаких ремней безопасности, удобных кресел и панорамного остекления. Это вам не аэролодка — это суровые, как сама Ладога, местные реалии.

Однажды, в самом конце марта, мы выбрали пару будних дней — специально, чтобы на льду было поменьше народу, — и отправились в Креницы. Маршрут был уже знаком: к Лёхе, хозяину уютного гостевого дома с отличной баней, мы приезжали не первый год. В целом, выезд обещал быть спокойным и без сюрпризов.
Лёха доставил нас на место в тех самых вышеописанных санях — на точку под названием «двенадцатый километр» (от берега, разумеется). Бросив на прощание: «Вчера тут — ух, как ловилось! Смотрите, мелочь не берите. Я на связи, до завтра!» — он развернулся и умчал обратно, гремя пустыми санями по торосам в сторону берега.
Мы расставили палатки, прикормили лунки — и стали ждать…
Когда спустя два часа мы не увидели ни единой поклёвки, стало ясно: рыбы здесь больше нет. Весной косяки плотвы двигаются с глубин Ладоги ближе к берегу. Соответственно, и ловят её по-разному: в феврале — на «двадцатом километре», в марте — на «двенадцатом», «восьмом», «шестом»… Решили двигаться, как здесь говорят, «бережат» — то есть в сторону берега. Четыре километра по торосам, рискуя подвернуть ноги и таща волокуши с палатками и снаряжением на руках, мы преодолели почти за три часа.
Я наугад начал сверлить лунки в месте, где торосы переходили в ровный, ноздреватый лёд. Не успел поставить удочку, как кивок дернулся — и застыл. Подсекаю. Есть! Тонкая, чуть толще волоса, леска поёт, звенит, снимает фаску с края лунки — и вот на льду уже лежит первая плотвица, переливающаяся серебром с алыми боками.
Снова опускаю мормышку — не доходит до дна. Сидит! Нашли рыбу!
Начался настоящий азарт. Плотва шла крупная, грамм по 300–400. Палатки ставили уже почти в темноте. Ночью на прикормку подошел лещ — стало ещё интереснее.
И тут мне позвонил Лёха.
— Вы где, Коль?
— Бережат вернулись, сидим между «седьмым» и «восьмым», прямо перед торосами.
— Тут такое дело… — Лёха замялся, и эта пауза мне сразу не понравилась. — Помнишь, на «втором» была живая трещина? Так вот, за ночь её раздуло. Ветер был в берег, и теперь между берегом и вторым километром — ледовое поле. Ветер сменился, и это поле уходит в море. Боюсь, как бы вас не рвануло…
Местные и по сей день, как и тысячи лет назад, зовут Ладогу морем. И сейчас в этом море ветер ломает лёд, крошит его и гонит в нашу сторону.
Перед глазами встала тревожная картина: монолитное ледовое поле внезапно встает на дыбы, ломается и рассыпается на тысячи обломков. На таких уже не устоять, не зацепиться. Под нами всего-то два с половиной метра глубины, но и этого достаточно…

— Коль, ты здесь? — голос Лёхи пытался звучать бодро и беззаботно, но всё равно предательски дрожал. — Вы там не нервничайте и не дёргайтесь, мы вас вытащим.
Я с трудом подавил желание заорать в трубку и, стараясь говорить ровно, спросил:
— И как ты это, прости, собираешься сделать?
— Увидите. Димку с Гариком раньше времени не пугай. Скинь мне ваши координаты и сидите на них как приклеенные, мы за вами придём. Конец связи….
Я пошёл к товарищам в большую палатку, чтобы обрисовать ситуацию. У них тоже поклёвывал лещ, на газовой горелке шкварчала сковорода, на походном столике был накрыт то ли ужин, то ли завтрак.
— О, Михалыч, заходи! Мы как раз тебя звать собрались, а у тебя телефон занят…
— Лёха звонил. На «втором» трещину раздуло… Короче, к нам пока не пройти. Но обещал, что придут.
В повисшей тишине шкварчание сковородки показалось шумом от работающей бетономешалки. Спокойно. Стоит дать волю панике, тогда точно всё. А пока сохраняешь способность трезво мыслить, шансы есть.
Они пришли на рассвете. Звук кашляющих, чихающих моторов расплывался в утреннем тумане и доносился будто сразу со всех сторон. И вот из дымки вынырнули три фантастических чудовища: одноглазые, на гигантских колёсах, увешанные бахромой сосулек. Казалось, они поднялись со дна какого-то ледяного ада…
— Грузитесь! — показал золотые зубы в улыбке Лёха, — домой пойдём, я баню уже затопил. По одному на моторашку.
«Моторашка» представляла собой самодельный вездеход: мотоциклетный двигатель, лёгкая сварная рама, обшивка из фанеры и огромные тракторные колёса. По словам Лёхи, эта на вид хрупкая конструкция вполне уверенно держалась на воде.
Пять километров по ровному льду преодолели легко, как по проспекту. Вот и бывшая трещина. Теперь здесь ледяное крошево, на сколько хватает взгляда. «Моторашка» входит в него передними колёсами, тёмная вода подбирается к самым сапогам. Кажется, ещё секунда — и хищное крошево поглотит и колёса, и всю «моторашку» целиком, и тебя вместе с ней. Но нет. Задние колёса тоже в воде, двигаемся. Ужасно медленно, подпрыгивая на несущихся, бьющих в спину волнах, перекатывающих туда сюда ледяное поле. Идём сквозь это всё час, день, неделю… По крайней мере, мне так кажется. А проходит всего лишь 40 минут, и поле осколков остается позади. Берег. Рядом с «моторашки» тяжело спрыгивает Димка, просит:
— Дай сигарету.
— Ты же не куришь….
Пристально смотрит в глаза и ещё раз, раздельно и твердо:
— Дай. Сигарету!
Протягиваю пачку. Димка, давясь дымом, смотрит куда-то вглубь себя и тихо говорит:
— А мне ведь аэролодку предлагали купить. Недорого. Как раз на троих, с багажом. Грузоподъёмность — до 1000 килограмм. Это мы втроём со снарягой… и ещё ящиков шесть пива. Двигатель — 290 лошадей. Понимаешь? Можно было просто купить аэролодку и спокойно дальше рыбу ловить. А не вот это вот всё… Когда мы сползали в это крошево со льда, я, грешным делом, подумал: всё. Приехали. А можно было просто лодку взять. И летом бы пригодилась…
Я выбрасываю неприкуренную сигарету. Пожалуй, брошу после сегодняшнего.
— А что за лодка, Дим?
— «Охотник 650», от «Севера». На мой прицеп влезла бы как родная…
— Вы чего тут замерли? Быстро в баню, мужики! — с улыбкой подошёл Лёха. На горизонте светало. Димка бросил окурок и молча пошёл за ним.
А я остался стоять, пытаясь вычеркнуть из памяти картину, как нос «моторашки» исчезает в разбитом льду. В голове крутилась одна мысль: в нашей компании обязательно появится аэролодка. Или хотя бы человек, который сможет на ней доставлять нас до места ловли. Чтобы больше никогда не переживать того, что случилось сегодня.
А над Ладогой тем временем разгорался первый по-настоящему весенний апрельский день.канал “Север” в Telegram!канал “Север” в Telegram!